Мекка для аферистов «позолоченного века»
← История

История: Мекка для аферистов «позолоченного века»

Автор: Юлия ГАЙДУКОВА
Номер журнала: GM №10(167)2016

«Здесь можно проиграть последнюю рубашку в очаровательных декорациях», – так однажды было написано о нью-йоркском ипподроме Белмонт-Парк. Любопытно, но вся история этого знаменитого ипподрома, где публика традиционно встречает американского «трижды венчанного», так или иначе сопровождается неизменным мошенническим флером, полностью созвучным криминальной истории 
самих Соединенных Штатов.
Блуждающие ипподромы
 
К моменту появления Белмонт-Парка скачки в штате Нью-Йорк уже имели долгую и богатую историю. Первый скаковой круг был устроен здесь еще в 1664 году, когда англичане установили в основанной голландцами колонии свое правление. Губернатор Ричард Николз исполнил волю короля Карла II, пожелавшего, чтобы переселенцы могли наслаждаться конными состязаниями точно так же, как у себя на далекой родине. По его распоряжению на Хэпмстедской равнине Лонг-Айленда проложили скаковую дорожку протяженностью 2 мили, которая была названа Ньюмаркетом в честь любимого ипподрома монарха. Как показало время, место, выбранное для скачек, оказалось очень удачным – оно находилось лишь в нескольких милях от того места, где позднее будет разбит Белмонт-Парк.
 
На протяжении последующих 150 лет скачки проходили повсюду, где у землевладельца был подходящий участок и желание заработать. Однако с 1863 года, когда ипподром открылся на курорте Саратога-Спрингс, популярность которому создали его минеральные источники, центр притяжения светской и политической элиты переместился именно туда – на расстояние около 250 км от Нью-Йорка. Скачки в самом городе зачахли – однако это решительно не устраивало многих финансовых воротил с Уолл-стрит, которые предпочитали не отлучаться от биржевых дел даже на пару дней. Сразу же по окончании Гражданской войны дело взял в свои руки король американского финансового рынка Леонард Джером. Позднее он получил известность еще и как дед одного из самых видных политиков XX века – его дочь Дженни вышла замуж за лорда Рэндолфа Черчилля, от брака с которым родился будущий премьер-министр и большой ценитель сигар Уинстон Черчилль. 
 
Вместе с Августом Белмонтом они построили на территории нынешнего Бронкса ипподром Джером-Парк, просуществовавший с 1866 по 1894 год, когда он был закрыт для сооружения водохранилища. Именно здесь был в 1867 году впервые разыгран приз Белмонт Стейкс, впоследствии переехавший в соседний Моррис-Парк, президентом которого также был Джером. Но и это решение оказалось временным – Моррис-Парк не пользовался особой популярностью, особенно среди представителей высшего общества, которые избегали посещать его, предпочитая более отдаленную, но по-прежнему фешенебельную Саратогу. 
 
Устройство «Большой песочницы»
 
Август Белмонт-младший, унаследовавший более 10 млн долларов и быстро приумноживший эту сумму, превосходил своего отца не только возможностями, но и амбициями – например, он был единственным в мире человеком, которому принадлежал частный вагон подземки, имевший собственное имя «Минеола». В самом начале нового столетия Белмонт-младший задумал осуществить грандиозный план – построить современный ипподром, который смог бы не только затмить колониальный шик обветшавшей Саратоги, но и сравниться с главными скаковыми столицами Старого Света. Для начала он взял в партнеры финансиста Уильяма Коллинза Уитни, известного своей щедростью и широкими жестами. Например, однажды он заказал шампанское для всех без исключения посетителей все той же Саратоги, где находился в ту минуту, когда телеграф принес счастливую весть о победе его жеребца Володьевски в Эпсомском Дерби 1901 года. Неординарным был и сам выбор лошади, арендованной Уитни у скандально известной леди Валерии Мьюз, экстравагантность которой доходила до чудачеств – она разъезжала по Лондону на фаэтоне, запряженном зебрами, и устроила каток в загородном семейном особняке. Белмонт и Уитни возглавили синдикат, в который также вошли Уильям Киссам Вандербильд, банкир Джон Пирпонт Морган и брокер Джеймс Р. Кин – основатель легендарного завода Каслтон Фарм, где родился основатель влиятельной в XX веке линии Коммандо. В 1902 году синдикат приобрел 650 акров земли в местечке Элмонт на границе округов Куинс и Нассау. 
 
В качестве образца для нового ипподрома был избран английский Сандаун-Парк, открытый в пригороде Лондона в 1875 год. Белмонт-младший даже назначил своим советником управляющего Сандауна – Хуфу Уильямса, одного из любимцев принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII. Поэтому и скаковая дорожка овального профиля оказалась такой невероятно длинной по американским меркам – целых полторы мили, или 2400 метров, получив из-за этого прозвище «Биг Сэнди» («Большая песочница»). Но самое большое потрясение ждало посетителей ипподрома уже в день скачек – лошади здесь должны были скакать по часовой стрелке, в направлении, противоположном тому, которое было принято на всех остальных американских дорожках. Это обыкновение продержалось около 15 лет, а потом правление сдалось, и лошади стали скакать в ту сторону, которую до сих пор считают «правильной» и в США, и в России.
 
Первая автомобильная пробка
 
Сооружение ипподрома, начатое в 1903 году, шло не слишком гладко – работавшие на стройке группы иммигрантов польского, итальянского и ирландского происхождения настолько не ладили между собой, что заступы и лопаты нередко превращались в оружие, с помощью которого разрешались этнические конфликты. По счастью, драки обходились без смертельных случаев, а вот на строительстве железнодорожной станции их избежать не удалось. Причиной трагедии стало обрушение сводов туннеля, по которому должны были прибывать специальные поезда с основной линии Лонг-Айленда. 
 
Со стороны главного подъезда к ипподрому его территорию окаймляла выкрашенная в темно-зеленый цвет с позолоченными наконечниками декоративная металлическая решетка протяженностью в целую милю. Она сохранилась до нашего времени – как и украшающие вход в клубную зону каменные колонны, которые с 1792 по 1882 год находились на ипподроме Вашингтон в Южной Каролине и были подарены мэром Чарльстона как символический жест признания главенства новой скаковой столицы Севера и Юга.
 
Новый ипподром, получивший название Белмонт-Парк в честь Августа Белмонта-старшего, открылся 4 мая 1905 года. Это событие ознаменовалось первой в истории Лонг-Айленда автомобильной пробкой – робким провозвестником будущих грандиозных заторов на улицах Нью-Йорка. Дотошный репортер насчитал на одной из дорог, ведущих к ипподрому, более 200 автомобилей. 
 
К началу скачек 40-тысячная толпа зрителей заполнила обе трибуны Белмонт-Парка, вмещавшие 15 тыс. человек на сидячих местах, и все пространство между ними. Вход на главную трибуну стоил 2 доллара, а на меньшую боковую, размещенную в правом повороте, – 50 центов. Особое место под большой трибуной было выделено для букмекеров, которых насчитывалось около 300 и которые подразделялись на три категории. Первый ряд был отдан членам профсоюза, вступительный взнос в который стоил больше, чем членство на фондовой бирже. За ними размещались букмекеры попроще, а ставки на открытом воздухе принимали деклассированные элементы, прозванные в народе «барьеристами». Эта кличка содержала прозрачный намек на то, что подобные дельцы располагали ничтожным капиталом и частенько сбегали от клиентов через забор, когда не могли выплатить им выигрыши.
 
Омрачить праздник не смог­ло даже то, что так и не удалось заставить работать широко разрекламированное электрическое табло, а пронизывающий ветер заставлял дам на верхних ярусах трибун укрываться за перевернутыми столиками. День первых скачек снимала бригада кинохроники Томаса Эдисона. На выцветшей пленке бросаются в глаза легкие функциональные колонны, поддерживающие крышу главной трибуны, и широкополые «стетсоны», которые соседствуют в гуще зрителей с более традиционными котелками и цилиндрами. На противоположной стороне скаковой дорожки виднеются приземистые здания конюшен на 750 лошадей.
 
«Моисей еврейских гангстеров»
 
Спустя менее трех лет со дня открытия Белмонт-Парка произошло катастрофическое для скачек событие – введение полного запрета на азартные игры в штате Нью-Йорк. С 1908 года полицейские в штатском начали арестовывать всех, кто собирался на ипподромах группами более трех человек, а также любого, кто писал на газете, скаковой программе или даже простом листе бумаги что-либо, что могло быть расценено, как фиксация ставки на лошадь. Следствием этого высокоморального закона, проведенного консерваторами, стало закрытие многих ипподромов и массовый вывоз скаковых лошадей в другие штаты и за рубеж. В эту эпоху относительно незначительных призовых сумм за счет удачных ставок выживали не только игроки, но и многие владельцы.
 
В 1913 году закон против игорного бизнеса был смягчен, но беды Белмонт-Парка еще далеко не закончились. В апреле 1917 года, буквально на следующий день после того, как США официально вступили в мировую войну, на ипподроме случился пожар, полностью уничтоживший главную трибуну, жокейскую и многие служебные постройки. Из-за недостатка финансирования его последствия не удавалось устранить до 1920 года, но Белмонт-Парк все-таки в буквальном смысле восстал из пепла, чтобы пережить свои лучшие времена – период своеобразной гедонистической реакции на трагедию и лишения Первой мировой, продолжавшийся до самой Великой депрессии. 
 
На эти же годы пришелся и расцвет противозаконной деятельности одного из самых известных мафиози тех лет – Арнольда Ротштейна, выведенного в романе Фитцджеральда «Великий Гэтсби» под именем Мейера Вулфшима. Это был именно тот человек, который, как сказано в книге, «способен сыграть на доверии пятидесяти миллионов с прямолинейностью грабителя, взламывающего сейф». Ротштейну принадлежало преуспевающее казино в Саратоге-Спрингс, но по своей натуре он был настоящим авантюристом. 
 
Большие выигрыши Ротштейна на скачках в Белмонт-Парке подогревали слухи о том, что он мошенничает, но доказать ничего не удавалось. Как и в случаях с другими его преступлениями, все улики, указывавшие на «Моисея еврейских гангстеров», имели обыкновение растворяться в воздухе. Но Ротштейн действительно мухлевал, пусть информация об этом так ни разу и не дошла до властей. Чаще всего в его конюшне применяли элементарный трюк с губкой, которую вставляли глубоко в ноздри лошади, так что она затрудняла ей дыхание и, соответственно, не позволяла пройти дистанцию в свою силу. 
 
Свою самую большую аферу, связанную со скачками, Ротштейн провернул в 1921 году, во время розыгрыша Трэверс Стейкс в Белмонт-Парке. На приз были записаны всего два участника – 100-процентная фаворитка Прудери и жеребец самого мафиози по кличке Спортинг Блад. Когда до Ротштейна дошли слухи о том, что кобыла не в порядке, он понял, что его лошадь может одержать победу. Но одного этого ему оказалось мало – надо было любыми средствами добиться максимального барыша. Для этого он вошел в сговор с ведущим тренером Сэмом Хилдретом, который по его указанию записал на скачку своего классного трехлетка Грей Лэга, победителя Белмонта, где он побил Спортинг Блада на 3 корпуса. И без того высокие котировки на лошадь Ротштейна выросли еще больше, так как он становился явным аутсайдером из трех участников. За полчаса до скачки Хилдрет снял Грей Лэга – и никто ничего не заподозрил, посчитав, что опытный тренер просто предпочел уклониться от встречи с фавориткой. Поэтому, когда Ротштейн стал через подставных лиц играть Спортинг Блада, букмекеры решили, что это так называемые «деньги простаков», которыми в последний момент рискует неосведомленная публика. Сведения из конюшни Прудери оказались верными – кобыла была явно не в форме и уступила 2 корпуса, так что Ротштейну достались не только 10 тыс. призовых, но и почти полмиллиона долларов, выигранных у букмекеров. 
 
Счастливая старость «вдовствующей королевы»
 
Белмонт-Парк пережил Великую депрессию, не только избежав закрытия, но и продолжая оставаться в авангарде ипподромного дела Америки. В 1930‑х годах здесь впервые появились комментарии по ходу скачек и камера фотофиниша. Стоимость ее эксплуатации тогда составляла 25 долларов в день. С появлением этого устройства значительно увеличилось число официально зафиксированных финишей голова в голову – с 3 до 13 по сравнению с предыдущим сезоном 1935 года. А в 1940 году в Белмонт-Парке наступила эпоха тотализатора – теперь скачки официально ориентировались не на отдельных игроков, делавших значительные ставки, а на рядового посетителя, готового играть «по маленькой». Уже по итогам первого же сезона выручка от тотализатора составила 24,3 млн долларов. 
 
Однако время неумолимо шло вперед, и вскоре после Второй мировой войны многие сооружения Белмонт-Парка уже выработали свой ресурс. Прежде всего это касалось главной трибуны, так что при реконструкции 1963-68 годов ее было решено полностью снести, заменив новым зданием. Общая стоимость работ, которые финансировала Нью-Йоркская Скаковая Ассоциация (NYRA), составила 31,7 млн долларов. Количество сидячих мест выросло до 33 тыс., что только на первый взгляд кажется большой цифрой – например, на гораз­до более скромной по своим размерам трибуне Черчилл-Даунса размещается 51 тыс. человек. Зато в три раза увеличилось число денников в ипподромных конюшнях – теперь в них может одновременно находиться до 2100 лошадей.
 
Когда ипподром открылся после реконструкции, мнения прессы разделились между определениями «не менее современный, чем мини-юбка» и «вдовствующая королева американского турфа» – принципиально различными по форме, но по-своему одинаково лестными. В конечном итоге после радикального обновления Белмонт-Парк остался верен своим историческим традициям, сохранив не только большую часть своего очарования, но и привлекательность для аферистов. 
 
Об этом можно судить по тому, что случилось в сентябре 1977 года, когда одну из рядовых скачек выиграл аутсайдер по кличке Лебон, который стартовал при котировке 57-1. На него практически никто не ставил – разве что за исключением ипподромного ветеринара Марка Джерарда, который выложил 1300 долларов на победу лошади и еще 300 на то, что она займет призовое место. Этот случай так и запомнился бы просто как один из необъяснимых капризов скаковой фортуны, если бы фотография победителя не попалась на глаза уругвайским журналистам. Они узнали в нем Чинзано – местного обладателя титула Лошади года-1976. Как показало расследование, за несколько месяцев до этого Джерард привез на свою ферму в Лонг-Айленде трех лошадей из Уругвая, включая и Лебона, и Чинзано. Оба они были гнедыми со звездой на лбу, но у Чинзано она немного отличалась по форме, к тому же у него имелся шрам на плече, по которому при необходимости его можно было безошибочно опознать. Джерард продал Лебона своему бывшему коллеге за 10 тыс. долларов, а более классного Чинзано за 150 тыс. купил глава компьютерной фирмы Джозеф Тауб. Новый владелец немедленно застраховал его на ту же самую сумму, но спустя несколько недель Джерард сообщил ему, что произошел несчастный случай, и Чинзано погиб. Тауб получил страховку и больше не имел к Джерарду ни вопросов, ни претензий. А мнимый Лебон был тем временем записан на скачки, кое-как добрался до финиша на 11-м месте в своем первом старте и перестал представлять интерес для игроков. Зато его вторая скачка закончилась неожиданной победой – и выигрышем 80,5 тыс. долларов для Джерарда. Как ни странно, Джерраду удалось избежать наказания из-за отсутствия доказательств – он отрицал, что имеет отношение к подмене лошадей, а от трупа несчастного Лебона к тому моменту уже давным-давно избавились.
 
После введения современной системы чипирования лошадей провернуть подобную схему уже никому не удастся, но в Белмонт-Парке с его двухсотлетними деревьями и декоративными прудами об этом никто не жалеет. «Вдовствующей королеве» подобные скандалы, привлекающие внимание желтой прессы, совершенно не к лицу. 
 
Как волшебный остров, который поднимается из морских вод раз в столетие, ипподром по-настоящему оживает однажды в сезон – когда разыгрывается Белмонт Стейкс, третий и решающий приз «Тройной короны». В большинство прочих скаковых дней по грандиозному главному зданию можно бродить, чувствуя себя одиноким Ионой во чреве кита. 
 
И все же Белмонт-Парк – не просто монументальный памятник давно ушедшей эпохе «позолоченного века». Он по-прежнему остается тем самым местом, где определяется обладатель титула «трижды венчанного», ничуть не утратившего за прошедшие годы своей притягательности, как и сам ипподром, переживший целое столетие потрясений, которые навсегда изменили лицо Нью-Йорка, Америки и всего мира.





Фотогалерея: Мекка для аферистов «позолоченного века»

Арнольд Ротштейн
Букмекеры-«барьеристы» раннего Белмонта
Ветеринар Марк ДЖЕРАРД (слева) у входа в здание суда с адвокатом. Сентябрь 1978 года
Приз Белмонт Стейкс
Рядовой посетитель Белмонт-Парка играет «по маленькой»
Последнего «трижды венчанного» Белмонт-Парк встречал традиционными белыми гвоздиками в 2015 году. Виктор ЭСПИНОЗА на АМЕРИКЕН ФАРОА