Ипподром: Под седлом … Лондонский театр оперы и балета // ЗМ № 6/2004

Взгляд же завсегдатая привычно скользит по страницам, не задерживаясь на Тархунах, Бобриках и Чухонцах, и выделяет только уж совсем из ряда вон выходящих Воблу или Алешкину Мечту (куда как неподходящее «колхозное» имя для кобылы, одно происхождение которой от рекордистки Афродиты почти автоматически назначает ее в саморемонт). Все прочие звучат для него вполне обыденно, даже если владелец и вкладывал в имя, присвоенное его питомцу, особый смысл.

    Существует распространенное мнение, что от того, насколько «удачна» кличка лошади, некоторым мистическим образом зависит и ее судьба. Если взглянуть на списки победителей крупнейших скаковых призов мира, мы увидим как будто бы косвенное тому подтверждение: среди чемпионов и дербистов практически не встретишь имен совсем уж неблагозвучных и бессмысленных. Однако объясняется это в первую очередь тем, что наиболее классные лошади, как правило, принадлежат далеко не случайным людям, которые к присвоению кличек относятся так же серьезно, как и к другим аспектам своего дела. Чуть ли не единственным примером обратного за последние годы можно считать достаточно успешно скакавшую американскую кобылу по имени Айв Гота Бэд Ливер (Ive Gota Bad Liver), что переводится буквально как «У меня плохая печень», но это очень редкое исключение из правил.

Куртизанки Петра Великого

     Некоторые считают, что лошади будет проще добиться успеха и (или) избежать проблем, связанных с травмами и прочими неприятными неожиданностями, если она будет носить имя, которое уже несет на себе некий отблеск славы и удачи. Для этой цели прекрасно подходят имена мифологических героев: первым вспоминается гомеровский Аякс, во французской транскрипции Ажакс, отец основателя линии Тедди. Годятся и исторические деятели давно минувших эпох, которые сами уже воспринимаются как некая часть мифологии – здесь достаточно вспомнить известного дореволюционного отечественного рысака Марка Антония и, конечно же, знаменитого Питер Зе Грэйта или «Петра Великого», оказавшего огромное влияние на развитие стандартбредной породы. 
   Как известно, в отечественной практике использование в качестве кличек имен людей не допускается вовсе; исключения составляют разве что совсем древние и оттого кажущиеся полулегендарными имена римских императоров, поэтов и, как ни странно, политических деятелей сравнительно недавнего по историческим меркам прошлого. Одних рысистых Наполеонов, кажется, были уже десятки, ни один из которых, впрочем, не достиг на ипподроме ничего даже отдаленно похожего на завоевания своего великого двуногого тезки. 
   В Европе же и Америке может скакать буквально кто угодно. Еще профессор В.О. Витт писал в своей «Истории русского коннозаводства»: «В капиталистических же странах дело доходит до полной профанации. Каких только кличек не найдем мы среди победителей крупнейших скачек Англии, Франции, США: политические деятели, поэты и герои, философы всех эпох, все святые и мученики католической церкви вперемежку с королевскими любовницами и куртизанками скачут под хлыстом на финише...»
    За прошедшие полстолетия с лишним ситуация не изменилась: существующие ограничения запрещают только называть лошадей именами ныне живущих людей без их письменного согласия, направленного в Жокей-Клуб, и открывают этим широкий простор для фантазии многочисленных владельцев, выставляющих своих лошадей на скачки. Как правило, звезды шоу-бизнеса и спорта охотно соглашаются на то, чтобы их имя было присвоено в качестве клички очередному жеребенку аристократического происхождения, имеющему самые радужные перспективы на скаковой дорожке. Иногда эти ожидания оправдываются, иногда оказываются справедливыми лишь отчасти, а иногда могут служить источником жестоких разочарований, хотя, кажется, еще никто из популярных певцов и футболистов не заметил того, что их четвероногий кастрированный тезка бесславно заканчивает свою многообещающую карьеру на задворках скаковой индустрии. 
     Впрочем, бывают и более счастливые случаи: так Рууд ван Нистелрой, знаменитый голландский нападающий футбольной команды «Манчестер Юнайтед», одним из совладельцев которой является основатель завода Кулмор – Джон Мэгнир, с радостью разрешил присвоить свое имя сыну Сторм Кэта, купленному его патроном на аукционе за 6,4 миллиона долларов. И хотя тезка футболиста не достиг высших вершин успеха, он все же может похвастаться вполне успешной карьерой: выиграв Фьючурити Стэйкс (Гр.2), Ван Нистелрой занял второе место за будущим победителем «2000 Гиней» Рефьюз Ту Бендом в Нэшнл Стэйкс (Гр.1) и был вынужден преждевременно завершить карьеру из-за травмы. В настоящее время он стоит производителем в Южном полушарии, где пользуется большой популярностью у заводчиков, но не как «однофамилец» манкунианского форварда, а исключительно как сын чемпиона производителей Северной Америки и великолепной заводской матки Хэлори, давшей до Ван Нистелроя четырех победителей групповых скачек. И еще вопрос, согласился бы голландец «поделиться» своим именем, если бы на его согласие рассчитывал не всемогущий Мэгнир, выбравший для этой цели самого дорогого жеребенка из купленных на аукционах того года, а обычный коневладелец, выложивший пару десятков тысяч фунтов за обычную лошадь на английских торгах средней руки.

Балет на скаковой дорожке

    Если посмотреть на списки победителей классических скачек Европы последних 50 лет и, в особенности, пристально вглядеться в схему развития линии Нортерн Дансера (Northern Dancer), доминирующей в современном чистокровном коннозаводстве, становится очевидно, благодаря чему лошади, носящие имена знаменитых людей, постоянно на виду. Точнее, не чему, а кому – родоначальнику этой самой линии, названному владельцем «Северным танцором». Едва ли вырастивший Нортерн Дансера Э.П. Тэйлор предполагал, какую богатую пищу для воображения даст имя его жеребца тем, кто будет надеяться получить от него столь же классное потомство. Здесь вновь сказалась подспудная вера человека в магию имен: заполучив жеребенка от производителя, дававшего в удивительно маленьких по нынешним временам ставках целые россыпи звезд турфа, даже самые неподвластные суевериям люди подыскивали ему имя, «тематически» связанное с отцовским.
   Что прежде всего приходит в голову западному человеку при словосочетании «Северный танцор»? Конечно же, русский балет, имена танцовщиков и хореографов, названия знаменитых театров и постановок. И вот в 1969 году на скаковой дорожке появляется Нижинский II (Nijinsky II), рожденный в заводе того же Тэйлора, сын Нортерн Дансера, который был продан с аукциона годовиков за рекордную по тем временам сумму – $ 84 тыс. Нижинский скакал с феноменальным успехом: он выиграл 11 из 13 своих скачек и стал последним «трижды венчанным» в истории английского турфа. В том же году, когда будущий чемпион начал свою карьеру, на свет появился его полубрат, получивший кличку Лифарь (Lyphard). Скаковая карьера этого жеребца также была выдающейся: он ушел в завод с 6 победами в 12 выступлениях, одержанными в класснейших компаниях, выиграв среди прочего призы Жака ле Маруа и де ла Форе. А еще через восемь лет, в 1977 году, родился третий знаменитый сын Нортерн Дансера, носивший имя балетного танцовщика – Нуриев (Nureyev). Хотя он скакал всего три раза, этого оказалось достаточно для завоевания титула чемпиона трехлеток во Франции – его обеспечили победы в призах Тома Бриона и Джебель. Кроме того, Нуриев финишировал первым в «2000 Гиней», но был дисквалифицирован решением судейской комиссии и больше уже не выступал из-за проблем с дыхательной системой. 
   Эти три жеребца стали основателями влиятельных ветвей линии Нортерн Дансера. Нуриев – обладатель лучшего результата среди производителей по числу полученных победителей скачек категории стейкс в процентном отношении к числу рожденных жеребят (134 на 788), а потомки Лифаря и Нижинского представлены в заводах мира соответственно через классного серого Линамикса и дербистов Эрнандо с Ломитасом.
   Конечно же, не стоит забывать о еще одном сыне «Северного танцора» – феноменальном производителе Сэдлер’с Уэллсе (Sadler’s Wells), который получил имя по названию известнейшего лондонского театра оперы и балета. Этот жеребец, рожденный от кобылы Фэйри Бридж, полусестры матери Нуриева, единолично доминировал в 1990-е годы на чистокровной «сцене» Европы, и среди его потомства также встречаются «балетные» клички. Самым парадоксальным примером, пожалуй, может служить ирландская оксистка и дербистка Баланчин (Balanchine), носящая совершенно мужское имя – американского балетмейстера русского происхождения Джорджа Баланчина.
    Не удивительно, что при том количестве классного потомства, которое было получено от этих широко использованных производителей, их клички постоянно всплывают в педигри победителей крупных скачек, невольно создавая впечатление, что лошади с правильно подобранным «театральным» именем просто не может не сопутствовать успех. Проверить это мистическое предположение очень просто: достаточно провести небольшое исследование на тему «балет и скачки», разыскав в любой достаточно представительной базе данных имена, аналогичные упомянутым. 
     И что же мы видим? Начать с того, что сам Нижинский неспроста имел приставку к кличке в виде римской цифры «II»: в Штатах ранее уже была зарегистрирована лошадь с таким именем, а всего до него было, как минимум, три Нижинских, ни один из которых заметного успеха не добился. Кроме того, в базе сайта pedigreequery.com мы видим девять Барышниковых, столько же Улановых и Карсавиных, тринадцать Павловых, рожденных по всему миру от Тринидада до Уругвая (плюс две более конкретно названных Анны Павловых), три Бежара, двух Годуновых, Дягилевых и Кшесинских. Из них действительно хорошо скакали только две лошади – один из Барышниковых (внук Нуриева по мате- ринской линии), выигравший в 1994 году Австралийские Гинеи, и дочь Сэдлер’с Уэллса, Карсавина (правнучка матери Лифаря), занявшая третье место в Ирландском Оксе-2001.
      Точно такие же результаты приносит нам аналогичный поиск лошадей, названных в честь известных художников, музыкантов, актеров и политических деятелей (к слову сказать, внук Нуриева, Ельцин, скакал очень скромно, выиграв всего две рядовые скачки). На одного знаменитого Рубенса, рожденного в 1805 году и ставшего отцом двух оксисток, приходится пять Рубенсов, ничем не примечательных, у легендарного сына Сент-Саймона, Чосера, был не оставивший никакого следа «однофамилец» и так далее. Если не прибегать к предвзятому манипулированию фактами, никакой зависимости между тем, какое (или чье) имя носит лошадь, и ее успехами на скачках или в заводе обнаружить не удастся.

Хоть горшком назови...

     Чем же тогда объясняется стремление людей давать лошадям человеческие имена? Конечно же, «говорящая» кличка одного из родителей – в том случае, если тот представляет собой нечто выдающееся, – не может не провоцировать владельца жеребенка на то, чтобы каким-то образом подчеркнуть его престижное родство. Поэтому вполне логично, что от того же «старого» Рубенса были получены Рафаэль, Тинторетто, Питер Лели, Хогарт и, между прочим, один из Гейнсборо, предшествовавший знаменитому производителю, отцу основателя линии Хипериона, все названные по именам знаменитых художников прошлого.
    Кроме того, играют большую роль и личные пристрастия владельца, которые особенно значимы, если последний носит имя Федерико Тезио или Джона Мэгнира. Лошади этих двух наиболее известных коннозаводчиков прошлого и настоящего регулярно получали (а в последнем случае и продолжают получать) имена известных личностей.
    Тезио был известен своей любовью к изящным искусствам, которая проявлялась и в том, какие клички он присваивал жеребятам своего завода. Легендарный Рибо был назван в честь французского живописца Огюстена-Теодюля Рибо, жившего в 19 веке, а его отец, Тенерани, носил имя итальянского скульптора Пьетро Тенерани, творившего столетием ранее. По тому же принципу получили свои имена Эль Греко, Никколо Пизано, Беллини, Тиссо, Веронезе и десятки, если не сотни, других, включая импортированного в СССР Баччио Бандинелли. 
     Мэгнир же, ежегодно приобретающий лошадей на многие миллионы долларов, весьма вероятно, просто выбился из сил, придумывая для них звучные, красивые клички – других среди питомцев Кулмора практически и не встретишь. Поэтому он вместе с компаньонами последовательно перебирает несущие смысловую нагрузку географические наименования (Рок Оф Гибрэлтар – «Скала Гибралтара», Джайантc Козуэй – «Мостовая гигантов»), названия песен «Битлз» и Пола Маккартни – Yesterday, Because, Mull Of Kintyre – и, конечно же, личные имена собственные. В его цветах выступали Аристотель, Лермонтов, Галилео, Брамс, Чайковский, Моцарт, Стравинский, Бернстайн, Ньютон, Альберто Джакоммети и множество других лошадей, имена которых многое говорят поклонникам литературы, музыки или живописи. Почти все они, за очень редким исключением, скакали успешно, выигрывая групповые призы и становясь их призерами. Впрочем, дело здесь, конечно же, не в правильно подобранных кличках, а исключительно в происхождении, скаковых способностях и тренинге. 
     Это правило верно для любой страны и распространяется на каждую лошадь, как бы ее ни звали – Акбашем, Рафаэлем или Лимонадом. Согласитесь, что яркое, запоминающееся имя всегда лучше громоздкого или невнятного, но едва ли кто-то в здравом уме станет утверждать, что на дорожке встречаются между собой не живые лошади, а сочетания букв из племенного свидетельства. И раз так, то в конечном итоге верна, оказывается, старинная русская поговорка, начинающаяся со слов – «хоть горшком назови»...