Известные люди: Виндельштайн Даниэль. Интервью с Даниэлем Виндельштайном

«Пари-Тюрф»: Скажите сначала, принес ли Вам такое же большее удовлетворение успех в рысистом деле после того, как Вы были признаны лучшим в скаковом? 
 Даниэль Вильденштайн: Да, и гораздо большее. Что касается скачек, то на этом поприще я прилагал много усилий в течение 70 лет. Преуспеть там оказалось жутко сложно. Мой успех — это результат большой работы. В рысистом деле мой успех связан с объединением с лучшими. Это меня чрезвычайно забавляет. 
ПТ: Как вы объясните тот факт, что один из немногих крупных владельцев чистокровных верховых лошадей занялся рысаками? Разве не существует в скаковом мире несколько снисходительное отношение к «рысачникам»? 
ДВ: Причина очень проста. Нельзя сказать, что они не хотят заниматься рысаками. Желание у них есть. Да, я могу сказать, что крупнейшие владельцы скаковых лошадей все мне говорили, что с удовольствием занялись бы рысаками. Ведь их лошади выступали бы чаще, а это приносило бы им больше удовлетворения. Более того, рысистые лошади ничего не стоят. Средняя лошадь на бегах может заработать себе на жизнь. Но только, представьте себе, невозможно найти лошадь для покупки. Владельцы рысаков не желают их продавать. Они придерживают всех лошадей для себя. Таким образом,нет возможности укомплектовать большую конюшню.
ПТ: Хорошо ли приняли Вас в мире «рысачников» ? 
ДВ: (После длинной паузы) Знаете, я бы сказал, что в среде рысачников я был очень хорошо принят во времена Рене Барьере (президента S.Е.С.F.). Он был большим другом моих родителей, и хотел, чтобы у меня обязательно были рысаки. Он заказал укомплектовать конюшню для меня Жану-Рене Гужону. Тогда я увидел, что лошадей купить невозможно. Я в то время не знал, что можно было владеть лошадьми совместно: такого нет среди владельцев скаковых лошадей. Еще одна особенность в рысистом деле, которую я не учел: необходимо участвовать в соревнованиях, просто чтобы научить лошадь выступать. Не имея никакого шанса выиграть. Это меня смущало. Впоследствии я понял, что выступление в бегах — это техника, и надо обучить рысака его ремеслу. 
ПТ: Какие самые радостные моменты принесли вам рысаки в 1998 г.? Вспоминаете ли какую-нибудь из побед с особым удовольствием? 
ДВ: Лучшим моментом было второе место, которое занял Эко в Призе Америки. 
ПТ: Не было ли это скорее разочарованием от проигрыша с таким незначительным отрывом? 
ДВ: Нет, для меня не важно, что моя лошадь не пришла первой. Я люблю лошадей, 
которые хорошо бегут, так что потом я могу сказать себе: «это действительно хорошая лошадь». 
ПТ: После создания конного завода скаковых лошадей не было ли сложнее организовать рысистый завод? 
ДВ: По моему мнению, заниматься разведением рысаков просто невозможно. Или надо делать, как семья Дюбуа. У них десятки маток, которые приносят в среднем сотню ценных жеребят за поколение. Из этой сотни остается примерно шесть, способных выступить в Гран При. И из этих шести половину продают мне. 
ПТ: Только шесть! Но ведь эти лошади имеют лучшее происхождение во Франции. 
ДВ: Нет, нет, происхождение здесь не главное, хотя оно, конечно, имеет значение. Но просто после испытания всех жеребят лишь очень немногие из них оказываются достаточного класса для выступления в традиционных призах. Но даже они не обязательно все будут выступать успешно. 
ПТ: Если уж так трудно приобрести чемпиона-рысака, не было ли в конечном счете объединение с таким крупным тренером и заводчиком, как Жан-Пьер Дюбуа, единственной возможностью добиться успеха? 
ДВ: Для меня — да. Но я думаю, что ситуация изменится, и французские профессионалы рысистого спорта осознают, что лучше продавать лошадей, чтобы увеличить число владельцев. Так как, уверяю вас, сегодня может появиться большое число крупных владельцев. 
ПТ: Ваше объединение с Жан-Пьером Дюбуа немного напоминает объединение Федерико Тессио с маркизом делла Рокета в скаковом бизнесе 1950-х гг. С одной стороны, умение работать с лошадьми, с другой стороны — страсть к скачкам и финансовые возможности. 
ДВ: Да, это отчасти так. Жан-Пьер великолепный парень. Я восхищаюсь им не только как тренером, но и как человеком. Несмотря на возраст, он сохранял энтузиазм. Как если бы ему всегда было двадцать лет. 
ПТ: Вы знали Тессио. Что это был за человек? Говорят, он был молчаливым и скрытным. 
ДВ: Я знал его очень хорошо. Он был... (пауза) выдающийся заводчик. Но человек с предрассудками. У него были некоторые правила. Прежде всего, он говорил, что существует лишь один способ получить лошадь: использовать старую матку! Когда они уже зарекомендовали себя с самой лучшей стороны на беговой дорожке. После 15-16 лет кобылы заканчивают заводскую карьеру и их использование близится к концу. Так вот, он разыскивал их повсюду, покупал и получал от них два-три жеребенка. И оставлял их дочерей, которые потом почти не выступали в призах. 
ПТ: Я читал, что этих дочерей знаменитых кобыл он называл «резервом резвости» и покрывал их выдающимися жеребцами. 
ДВ: Абсолютно точно. Для него еще огромное значение имела масть лошади. Он считал, что нужно стремиться получить от каждой кобылы жеребят с мастью выдающегося представителя ее семейства. 
ПТ: Известно его высказывание: «Лошадь бежит при помощи своих легких, борется благодаря своему сердцу, но выигрывает при помощи головы». Вы с ним согласны? 
ДВ: Да, конечно. Он хотел сказать, что лучшие побеждают благодаря своим бойцовым качествам, своей воле. Это был неординарный человек, он добился фантастического успеха: вспомните Неарко или Рибо. 
 ПТ: Однажды Жан-Пьер Дюбуа поведал мне, как он посетил конный завод и тренировочный центр Федерико Тессио в Дормелло, в Италии. 
ДВ: Это меня не удивляет. Жан-Пьер Дюбуа любит скаковых лошадей. Действительно, сейчас он гордится тем, что тренирует моих скаковых и стипльчезных лошадей даже больше, чем работает с моими рысаками. Недавно он мне сказал: «Как жаль, что я не знал Вас тридцать лет назад; я бы тренировал Ваших лошадей по трем дисциплинам!». 
ПТ: С Вашими лошадьми работали некоторые величайшие тренеры нашего времени. Можно ли сравнить работу тренера рысаков и скаковых лошадей? Может быть, для достижения лучших результатов им необходимы различные качества? 
ДВ: Это были одни и те же люди. У меня был лучший тренер скаковых лошадей из когда-либо существовавших: Анджел Пенна. 
ПТ: Однако во Франции его критиковали. 
ДВ: Его критиковали потому, что его побаивались. Разница между ним и Жан-Пьером Дюбуа очень невелика. За исключением того, что один аргентинец, а другой француз, это почти все. 
ПТ: Какие их главные качества?
ДВ: О них говорят, что они наполовину лошади. Это действительно так. Они любят только лошадей, занимаются с ло-шадьми с утра до вечера. Их интересуют только лошади. Такие люди встречаются редко, очень редко.
ПТ: Вы как владелец лошади участвуете в выборе жокея или наездника? И поддерживает ли Ваш менеджер, Фредерик Рок, связь с Вашими тренерами? 
ДВ: Нет, отнюдь: Фредерик Рок не вмешивается в тренировочный процесс, и я тоже. Его задача —отыскивать и покупать для меня лошадей для трех дисциплин. Я не допускаю, чтобы кто-то вмешивался в процесс подготовки лошади. Когда я нанимаю тренера, ему предоставляется возможность свободно заниматься своим делом. В работу жокеев я тоже не вмешиваюсь. Иногда действительно у меня бывает плохое настроение, когда кто-нибудь из моих жокеев ездит жалким образом (смеется). Даже если это человек, которого я очень люблю. 
ПТ: Тогда по каким причинам Вы расстаетесь с тренером? Только из-за плохих результатов? Или, как сказал Робер Гангстер, владелец Аллежеда и Детруа, победителей в Призе Триумфальной Арки, «один тренер научит лишь одной методике, то есть ничему»? 
ДВ: Это точно, Сангстер прав. Иногда я менял тренера, это правда. Но не так, если внимательно присмотреться. Прежде всего, я всегда искал лучших. Я «метался» некоторое время после того, как у меня уже не работал Пенна. Наконец я нанял Бьянкона. Я помог ему добиться успеха. Ведь, не забывайте, в моем заводе уже 70 лет остаются только кобылы-победительницы в традиционных призах. 
ПТ: Кстати, можно также отметить, что Робер Сангстер говорил: «Мир скачек я могу только критиковать, это мир завистников». Он прав? 
ДВ: Да, полностью. Я сам завистник (смеется). Невозможно избавиться от чувства зависти, когда видишь классную лошадь, тебе не принадлежащую. 
ПТ: Вернемся к Вашим тренерам. Кто обратил на себя ваше особое внимание? И чем? 
ДВ: В скачках это Анджел Пенна и Андре Фабр. Это люди экстраординарные по причинам абсолютно различным, абсолютно различны также практикуемые ими методы. Пенна говорил: «Лошадь держит форму три месяца в году. Необходимо выступать в течение этих трех месяцев, и вы не будете проигрывать». 
ПТ: Как, например, Пониз.
ДВ: Да, в три года она один за другим выиграла Окс, Приз Дианы и Приз короля Георга в течение одного месяца! 
ПТ: Андре Фабр, кажется, напротив, подбирал для своих лошадей продолжительную программу выступлений? 
ДВ: Да, Андре Фабр — полная противоположность. Он умел готовить лошадь «по желанию». То есть у него каждая лошадь тренируется иначе, чем ее соседка. Вот это да, вот это качество! Как если бы каждая лошадь ему говорила: «Я могу сделать это, но не требуйте от меня другого». Это удивительный тренер.
ПТ: То, что он был жокеем на скачках с препятствиями, помогает ему? 
ДВ: Разумеется. Посмотрите: не найдется хорошего тренера, который бы не выступал в скачках с препятствиями. 
ПТ: Тогда, возможно, правду говорят,что в гладких скачках побеждает природный класс лошади?
ДВ: Конечно, но, чтобы научиться тренировать лошадь, необходимо изучить ее механику. Иначе это будет то же самое, как если бы вы пытались водить машину, не зная, что у нее находится под капотом. 
ПТ: Помните ли Вы ваши первые встречи с рысаками, первых чемпионов, которых видели на ипподромах? 
ДВ: Да, и очень хорошо. Например, Грани. Я ходил смотреть ее с родителями. Это была исключительная лошадь, с  необыкновенным стилем. Она казалась летящей. Когда она бежала, казалось, остальные остановились! 
ПТ: В конце концов вы решили создать рысистую конюшню, потому что Урани или какая-либо другая лошадь вызвала у вас желание заняться бегами? 
ДВ: Вот что я вам скажу. Если было бы что-то другое, ну, я не знаю, например, скачки четвертьмильных лошадей, или еще что-нибудь, я бы этим тоже заинтересовался. Я люблю всех лошадей и соревнования. Знаете, жаль, что во Франции нет собачьих бегов, а то я завел бы и собак. 
ПТ: Вы большой коллекционер и любитель искусства. Как-то Вы заявили: «Конюшня — это как бы коллекция лошадей». Какие чувства испытывает коллекционер?
ДВ: Удовольствие от созерцания картины того же рода, что и от созерцания лошади. Когда вы смотрите на шедевр или просто красивую картину, она передает вам частицу себя. Вы наслаждаетесь этим два дня, неделю, месяц. 
ПT: Всю жизнь?
ДВ: Нет, через некоторое время это будет уже не то. Вы повесили ее у себя, и порой вы ее больше не замечаете. И с лошадьми тоже так. Обладать хорошей лошадью большое удовольствие, но и оно проходит. 
ПТ: Вы имели удовольствие видеть своих чемпионов позднее в заводе, как, например, Алле Франс? 
ДВ: Да, конечно, но это совсем другое. Настоящее наслаждение — видеть, как эта лошадь хорошо бежит, как она делает прекрасный рывок. Знаете, какая разница между хорошей и посредственной скаковой лошадью? Хорошая лошадь может делать бросок на протяжении 400-600 метров, а плохая — только на 50. 
ПТ: Что больше всего восхищает Вас в лошади? И одинаково ли Вы смотрите на чистокровную лошадь, такую, как Пантр Селебр, и такого рысака, как Коктейль Джет? 
 ДВ: Да, я смотрю на них одинаково. У всех хороших лошадей есть что-то общее; конечно, это воля к победе, но еще и их сильные стороны, общие черты характера, даже если сами они совершенно разные. Естественно, важнее всего то, что у них в голове. Например, Багама (первая беговая лошадь Вильденштайна) порадовала больше, чем Коктейль Джет. У нее был стиль, но была эта ярость, это желание победить. 
ПТ: И кого из чемпионов бегов и скачек Вы хотели бы иметь в своей конюшне? Назовите одну или две лошади, которые произвели на Вас особенно сильное впечатление.
ДВ: Кто меня действительно поразил, так это Тенор де Бон, лошадь Боссюэ. Сначала я хотел выкупить его целиком, но Боссюэ не согласился. Потом он отказался продать половину. Наконец я попросил у него треть. Он снова сказал мне «нет». Я потом предложил сдать его мне аренду, только на Приз Америки, чтобы он выступил под моими цветами. Но он снова отказался. Заметьте, я его понимаю: настолько замечательная это была лошадь. Я видел, как он бежал, четыре или пять раз, и он произвел на меня очень большое впечатление. 
  Из скаковых лошадей, думаю, у меня не могло бы быть лошади лучше, чем Пантр Селебр. Песлье сказал мне: «Я не знал пределов его возможностей». Он мог сделать два резвых броска на финише, а может быть, три!
ПТ: Жаль, что из-за небольшой проблемы с ногой он не смог продолжить скаковую карьеру в четыре года. 
ДВ: Да. Если хотите знать мое мнение, в день своей победы в призе Триумфальной Арки, он взял слишком резвый темп. Он выиграл пять корпусов, а достаточно было бы одного. 
ПТ: Он скакал в бинтах, не так ли?
ДВ: Ноги у него были безукоризненные, без пороков. Они у него были в хорошем состоянии всегда, даже сейчас. Просто Андре Фабр сказал мне: «У лошади начинает утолщаться сухожилие. Ему не надо больше выступать, потому что он не сможет потом удержаться на этом уровне». Чистокровные лошади-
 это не рысаки. 
ПТ: Вы считаете его лучшим, чем Си Бёд или Рибо? 
ДВ: Да, и по простой причине. У Си Бёда не лучшее происхождение. Кроме того, из него получился плохой производитель. Не считая Алле Франса, он не дал ничего выдающегося. 
ПТ: Вы как владелец всегда соглашаетесь на совместное использование Ваших лошадей, по крайней мере в качестве производителей (например, таких лошадей, как Коктейль Джет, Экстрим Дрим, Гоутмалс Вуд или Ганимед). Почему? 
ДВ: Но я не могу поступать иначе. Чтобы оставлять всех их для себя, надо иметь сотни кобыл-маток. 
ПТ: Или объявить платную случку?
ДВ: Это меня не интересует. Я же занимаюсь этим не для того, чтобы добывать деньги. И очень неприятно думать, что другие владельцы поступают иначе. 
 ПТ: Конечно, но часто можно услышать: «Даниэлю Вильденштайну легко добиться успеха на скачках, ведь у него есть деньги». Имеет ли каждая лошадь свою цену? Ведь Вы никогда не покупали годовиков слишком дорого. А было время, когда потомки Норсерн Дансера стало настолько популярным, что их продавали за несколько миллиардов сантимов. 
 ДВ: Эти цены были нелепы. Я никогда не покупал по таким ценам. Лошадей лучше делать самому. Я был свидетелем победы Норсерн Дансера в Кентукки Дерби. Это была великолепная лошадь. Очень мелкая (хотя рост не имеет значения), очень мощная и к тому же с необыкновенными глазами. Позднее я приобрел часть прав на владение этой лошадью, чтобы использовать ее в случке. 
ПТ: Итак, лучше такую лошадь, которую не можешь купить, вывести самому, а не делать наоборот? 
ДВ: В гладких скачках — да. Если покупать, то это так дорого... Просто невозможно. Десять миллионов 
долларов за годовика — это безумие... 
ПТ: В конечном счете, «с возрастом меняется лишь стоимость игрушек», как сказал однажды американский миллиардер. Это всего лишь остроумная шутка? Скачки ради развлечения и соревнования — не связано ли это с миром детства? 
ДВ: По-моему, это весьма глубокое замечание. Пока мы дети, мы энтузиасты. И если увлеченность остается, возраст не имеет значения. примеру, Жан-Пьер Дюбуа. Я знал людей, похожих на него: Али Фан, например, или, из старых владельцев стипльчезных лошадей, Вейл Пикар. Это были поразительные люди. 
ПТ: Доставляет ли купленная лошадь такое же удовольствие, как лошадь из своего завода? 
ДВ: Нет, лошадь из своего завода приносит больше радости. Ктому же у покупных лошадей часто гораздо менее интересное происхождение, чем у ваших собственных жеребят (смеется). Покупка всегда отчасти потеря. 
ПТ: Говорят, до войны скачки были спортом королей. Там была особая атмосфера. Сейчас все это потеряно? 
ДВ: На скачках теперь нет народа, нет прежней атмосферы. Во Франции скачки всего лишь игра. После создания PMU число посетителей ипподромов значительно снизилось. 
ПТ: Подумать только, в 1864 г. на Большом призе Парижа в Лоншане было 100 000 человек. 
ДВ: Я помню, в 1934 г., на открытии Шантильи, на ипподроме было 35 тысяч человек. А ведь поезда туда тогда не ходили, и приехать можно было только на омнибусе. И все-таки собралось 35 тысяч! 
ПТ: Да, действительно, но сегодня скачки к людям приближает телевизор. 
ДВ: Да, это кое-что изменило. Телевидение позволяет многим интересоваться скачками. Хотя это менее интересно, чем самому присутствовать на ипподроме. 
ПТ: Тем не менее, знаменитые крэки были во Франции популярны. Помнят ли таких рысаков, как Желинотт, Озо или Трави? 
ДВ: Конечно, есть люди, которые приходят на бега, чтобы посмотреть на знаменитых рысаков. Но на скачках чемпион выступает всего семь или восемь раз. Этого не достаточно, чтобы он стал популярным. Надо бы, чтобы такие лошади выступали подольше. Когда у меня появляется такая лошадь, я стараюсь, чтобы она выступала 4 года или даже 5, как Алле Франс. 
ПТ: Оскар Уайльд в одной из своих пьес вложил в уста одного из персонажей следующие слова: «В жизни существуют две трагедии: первая — не достичь своих целей, вторая — достичь их». Когда, как Вы, добился победы практически везде, к чему остается стремиться? 
ДВ: Я не выиграл английское дерби, но это меня не беспокоит. По-настоящему меня интересуют только скачки во Франции. Если одну из моих лошадей пригласят в Англию, это будет главным образом вопрос территории. Я предпочитаю видеть, как мои лошади скачут во Франции. 
  Сейчас я хочу снова попробовать выиграть в незначительном призе в среду. Для меня важна не престижность приза, а лошадь.
ПТ: Однако выиграть приз Гамблетониана, что еще ни разу не удавалось французским тренерам и владельцам, — достойное испытание. Для этой цели Вы с Жан-Пьером Дюбуа купили американских рысаков? И даже послали некоторых из ваших молодых французских рысаков в Штаты? 
ДВ: Да, в этом деле я в доле пополам с Жан-Пьером. В прошлом году мы для этого купили пять потомков (жеребят и годовиков) лучшего американского жеребца-производителя, Вэлли Виктори. Отправили туда также несколько французских двухлеток, и среди них Ж'эм Америк, дочь Коктейль Джета и Багамы. Но это все его идея. Я сам не пошел бы на это даже ради того, чтобы видеть их выступление. Мне не нравятся бега в Америке. Нет, я это делаю только чтобы быть вместе с ним. Я всегда присоединяюсь к тем, кто заключает пари подобного рода. Мне нравится авантюра. А Жан-Пьер способен испробовать все. 
ПТ: И, наконец, если бы Вы расставляли в альбоме фотографии Ваших лошадей, рысаков и чистокровных, в порядке предпочтения, кто бы оказался на первой странице? 
ДВ: (После небольшого размышления) Среди чистокровных, конечно, Алле Франс, хотя он не из моего завода: я купил его по инициативе моего сына Алека. Рысак, который принес мне больше всего радости — это Багама, благодаря ее стилю, ее характеру, ее глазам. Она была не похожа на других. Вот что интересно: когда она бежала, она напоминала мне Грани. Жан-Пьер Дюбуа как-то объяснил мне, почему у нее был такой стиль, такая амплитуда движений. Просто у нее путовые суставы не сгибались так же хорошо, как у других лошадей... Поэтому ей пришлось выработать этот особый стиль, удлинить отталкивания.
     Показывая нам в завершение встречи свои картины скаковых лошадей, Даниэль Вильденштайн признался: «По моему мнению, величайший из всех художников, изображавших лошадь — это англичанин Джордж Стаббс, который родился в XVIII в. Из наших современников, несомненно, такой же крупный художник— англичанин Маннингс».