Известные люди: Фрэнсис Дик – изложено на бумаге, проверено на себе

Первый и достаточно нетрадиционный опыт верховой езды Дик приобрел в возрасте пяти лет на ферме своего деда по матери, Уилли Томаса, в валлийском графстве Пемброкшир. Маленький и хрупкий на вид мальчуган не давал покоя старой ослице, которой приходилось не только катать его по двору всеми аллюрами, на которые были способны ее ноги, но и прыгать с ним на спине через ближайший забор. Как вспоминает в своей автобиографии «Спорт королев» сам Фрэнсис, тогда же он заработал и первый в жизни призовой гонорар – старший брат Даг пообещал дать ему шестипенсовик, если он сумеет перепрыгнуть через забор, сидя на ослице задом наперед. После нескольких неудачных попыток, неизменно заканчивавшихся тем, что Дик вверх тормашками слетал со своего костлявого скакуна в момент прыжка, ему все-таки удалось добиться поставленной цели и получить стоявшую на кону монетку. «С этого самого момента, – пишет Фрэнсис, – в глубине души я уже считал себя профессиональным жокеем».

    «Если возможно унаследовать такое свойство, как желание стать жокеем, то со мной произошло именно это», – писал Фрэнсис много лет спустя. Его дед по отцу, Уилли Фрэнсис, выступал в скачках с препятствиями с 1885 года по 1905 год и был одним из лучших жокеев-любителей своего поколения. Винс Фрэнсис также несколько лет скакал, пока не ушел на войну, обручившись перед этим с матерью Дика, родители которой не давали согласия на брак, пока жених не пообещал бросить скачки. «Неудивительно, что я еще в раннем детстве вбил себе в голову, что тоже должен стать жокеем», – заключает Дик. И пока обычные мальчишки, его ровесники, играли в машинистов скорого поезда, он верхом на своей лошадке-качалке преодолевал в воображении знаменитые препятствия Большого Национального стипль-чеза – «Бичер’з Брук», «Валентайн», «Кресло» и «Канал-Терн».
   Какое-то время казалось, что Дик подойдет по росту и весу для гладких скачек, и родители поневоле испытывали смешанные чувства: они знали, что жокеи, выступающие в скачках без препятствий, зарабатывают хорошие деньги, но не стремились отдавать его в ученичество, да и попросту хотели вырастить ребенка нормального роста. Один отцовский знакомый, стоявший за то, чтобы мальчик сделал карьеру в скачках, советовал: «Давай ему джин, приятель, давай ему джин, тогда он больше не вырастет!», однако мать Дика предпочитала давать ему молоко, и он начал расти с невероятной скоростью, вытянувшись за три с лишним года почти на 50 сантиметров, так что  о гладких скачках можно было забыть. 

Демобилизовавшись из армии после окончания войны, не расставшийся со своей мечтой Фрэнсис начал писать всем, хотя бы едва знакомым тренерам с просьбой взять его на работу, но получал только вежливые отказы, потому что никому не был нужен жокей-любитель с полным отсутствием опыта. Шанс выбиться в жокеи из конюхов был настолько символически невелик, что он даже не рассматривался, учитывая возраст Фрэнсиса, которому исполнилось уже 25 лет. В конце концов удача все же улыбнулась Дику – брат подыскал ему место секретаря у Джорджа Оуэна, некогда известного жокея, выигравшего в 1939 году Золотой Кубок, а теперь тренировавшего несколько лошадей у себя на ферме в Чешире. Подразумевалось, что со временем Оуэн, если не станут возражать владельцы, будет позволять Дику участвовать в скачках. И время это наступило даже скорее, чем тот мог рассчитывать.
   Уже через неделю после своего прибытия в Чешир, которое состоялось в октябре 1946 года, он получил от Оуэна предложение стартовать в стипль-чезе для новичков на мерине по кличке Рашн Хироу («Русский Герой»). Не снискав особых лавров, молодая лошадь и 26-летний начинающий жокей все же финишировали четвертыми, произведя неплохое впечатление на тренера, который стал раз за разом давать Дику выступать на питомцах своей конюшни.
    Большинство тогдашних жокеев, как вспоминал Фрэнсис, были не очень-то общительны, но по-своему дружелюбны, и лишь пару раз ему довелось столкнуться с поведением, свойственным отрицательным героям его будущих книг. Однажды в борьбе на дистанции его подтолкнули, пытаясь заставить потерять равновесие, а в другой раз выдавили за пределы дорожки на неогражденной трассе, после чего его лошадь сделала обнос.
     Что же касается допинга, о котором также довольно часто заходит речь в романах Фрэнсиса, он до сих пор убежден, что как минимум дважды выступал на лошадях, получивших перед скачкой дозу какого-то стимулятора. Однажды его четвероногий партнер исключительно нервно вел себя в паддоке: свечил, безумно косил глазами и хлопьями ронял пену изо рта. Он просто проломился сквозь первое препятствие и, расставшись с жокеем, проскакал еще десять миль в сторону от ипподрома, что, безусловно, спасло тренера от допинг-теста слюны его лошади и возможных санкций. По всей видимости, бедное животное получило сверхдозу допинга, значительно превосходящую лошадиную в буквальном смысле этого слова. Во втором случае недавно сменивший конюшню слабенький стиплер, никогда не проявлявший интереса к скачкам, выглядел на порядок оживленнее обычного и с неслыханной для него энергией прошел дистанцию, выиграв скачку, после чего вновь вернулся в свое привычное полусонное состояние…
     В сезоне 1948-49 годов Дик впервые принял участие в скачке своей мечты – Большом Национальном стипль-чезе.  «Первый старт в Ливерпуле можно сравнить с пересечением экватора – событием, которого ожидаешь с трепетом, экзамен, расширение горизонта», – вспоминает он в своей автобиографии. Тогда лорд Бисестер заявил двух участников – фаворита Руамона и все того же Парфенона, на котором должен был скакать Фрэнсис. Однако за несколько дней до старта первый жокей конюшни Молони получил травму, и Дик пересел на лучшую лошадь. К радости своего владельца, Руамон финишировал вторым, первым же оказался не кто иной, как старый знакомец Фрэнсиса Рашн Хиро. Удивительная ирония судьбы заключалась в том, что, когда Дик уже почти уверовал в свое невероятное везение – он мог выиграть Грэнд-Нэшнл с первой же попытки! – его обошла лошадь, которую он сам за три месяца до этого спас от колик. В декабре, оставшись за старшего в отсутствие уехавшего на ярмарку Оуэна, Фрэнсис совершал обычный вечерний обход и увидел Рашн Хироу всего в поту, стонущего и нервно переступающего по деннику. Вызванный ветеринар диагностировал сильные колики и сказал, что у лошади будет шанс выжить только в том случае, если ей не давать ложиться и вываживать по двору, пока кишечник сам не восстановит свои функции. Конечно же, Фрэнсис не смыкал глаз до рассвета, вдвоем с конюхом таская Рашн Хироу за собой в поводу, пока он окончательно не пришел в себя… На торжественном обеде после Грэнд-Нэшнл он, в шутку досадуя сам на себя, сказал, что если бы три месяца назад мог знать, что бедняга Рашн Хироу лишит его победы, то «позволил бы этому паршивцу умереть!».
  
«БЫТЬ ЖОКЕЕМ – БОЛЬШЕ, ЧЕМ РАБОТА, ЭТО ОБРАЗ ЖИЗНИ». 
   В своей автобиографии Фрэнсис пишет, что ему нравилось практически все, имевшее отношение к скачкам: и бродячая жизнь, подразумевавшая каждодневные путешествия с ипподрома на ипподром, и возможность поддерживать дружеские отношения со множеством людей из мира лошадников, и, конечно же, сам азарт и радость побед, – но в любом случае дело было отнюдь не в возможности зарабатывать деньги. «Даже если бы я был миллионером, я бы все равно стал жокеем. Суть в том, что я любил ездить верхом, любил скорость и вызов скачек», – пишет он в «Спорте королев».
    Конечно же, не пугали его и травмы. По подсчетам Фрэнсиса, каждый стипль-чезный жокей падает примерно один раз в 15 стартах, а шансы расстаться с жизнью на дорожке в те годы равнялись примерно 500/1, если выводить эту цифру из того, что примерно на пятьсот жокеев ежегодно приходилось по одному смертельному случаю (Дик всегда любил подчеркнуть, что, согласно статистике и вопреки мнению страховых компаний, мойщики окон рискуют на работе гораздо больше). Но по-настоящему тяжелые падения все же редки, и зачастую самые кошмарные на вид заканчиваются без серьезных последствий. На самого Фрэнсиса как минимум дважды падали сверху его лошади – и оба раза он отделывался синяками даже в том случае, когда в Таустере лошадь чуть ли не пять минут кряду перекатывалась по его плечам, так что были видны только неподвижные ноги распростертого под ней жокея, которого все уже поспешили записать если не в покойники, то уж точно в калеки. 
    Серьезно «ломался» Дик один-два раза в сезон, причем особенно страдали его нос, ребра, плечи и те же ключицы, которые он ломал 12 раз, всякий раз оказываясь вынужденным пропустить из-за этого несколько скаковых дней или даже недель, фактически лишаясь на это время основного заработка.
     Во времена выступлений Дика Фрэнсиса ремесло стипль-чезного жокея было далеко не самым прибыльным и даже не всегда гарантированным источником дохода. Эксклюзивные контракты с конюшнями были не распространены, так как почти не имело смысла удерживать одного хорошего жокея, когда в распоряжении было немало других. Для того чтобы прилично зарабатывать, нужно было много выступать, а более ста стартов за сезон насчитывали только 40 из пяти с лишним сотен выступавших. К тому же, тогда жокеям не выплачивался процент от выигранной суммы и им приходилось рассчитывать только на щедрость владельцев (Впервые такие выплаты стали официально производить устроители «Золотого Кубка Уитбреда» в 1957 году). Впрочем, сам Фрэнсис был одним из тех сорока счастливчиков, которые много выступали за хорошие конюшни и могли позволить себе даже некоторую роскошь – например, приглашать уборщицу и няню для детей. В лучшие годы он зарабатывал по 1500 фунтов на одних гонорарах за скачки (эквивалентно 22 тысячам в конце 1990-х годов), не считая подарков от владельцев и других источников дохода, как, например, платы за обучение молодых лошадей прыжкам – «скулинг».
  
ВЗЛЕТ И  ПАДЕНИЕ ДЕВОН ЛОХА
    «Возможно, посмертное вскрытие обнаружит запечатленные на моем сердце слова: «Девон Лох», – однажды написал Фрэнсис. Именно так звали лошадь, которая принесла ему самое большое счастье и самое жестокое разочарование во всей жизни. 
    Дик впервые увидел этого рожденного за Ирландским морем стиплера в октябре 1951 года, когда он дебютировал в Англии на ипподроме Ноттингема. Девон Лох запомнился ему как крупный темно-гнедой конь, наделенный сообразительностью и задатками большой силы. Это впечатление только подтвердилось после того, как его приобрела королева-мать и Фрэнсис впервые выступил на нем в скачке. «Я бы хотел когда-нибудь стартовать на этой лошади в Нэшнл», – без обиняков заявил он в тот день, вернувшись со скакового круга.
   В Грэнд-Нэшнл 1956 года принимало участие 29 лошадей – совсем немного по сравнению с обычным для этой скачки максимальным количеством стартующих, равным 40, – но, как всегда, на первом препятствии их число еще уменьшилось, когда четверо из особо нерасчетливых упали. Четвероногий партнер Френсиса был в такой потрясающей форме и преодолевал внушительные препятствия Эйнтри с такой легкостью, что отыгрывал у соперников по несколько корпусов на каждом прыжке. Единственный тревожный момент случился через одно препятствие после «Валентайна»: шедший впереди Домата неожиданно упал, оказавшись как раз на том месте, куда секундой спустя должен был приземлиться Девон Лох, но великая лошадь буквально изменила направление в полете, переступила через распростертого на земле неудачника и без малейшей заминки продолжила скачку.
   «С этого момента, – вспоминает Фрэнсис, – все было как в волшебном сне. Те, кто падал, делали это на безопасном расстоянии, потерявшие жокеев лошади нам не мешали, а Девон Лох прыгал все лучше и лучше… Никогда еще в Грэнд-Нэшнл я не брал лошадь на себя со словами: «Спокойно, дружок!», никогда прежде я не чувствовал таких сил в запасе, такой уверенности в своей лошади и такого хладнокровия в самом себе».
    Когда за три прыжка до финиша Девон Лох захватил лидерство, все его соперники уже шли в посыле, тогда как Фрэнсис еще не поднимал хлыста. Последнее препятствие четырехмильной дистанции он преодолел так легко и стильно, как будто оно было первым, и помчался к финишу только для того, чтобы за 50 метров до заветной черты упасть безо всякой видимой причины, беспомощно распластавшись на брюхе. Волшебный сон обернулся кошмаром…

ПРЫЖОК, КОТОРОГО НЕ БЫЛО
    Спустя некоторое время Девон Лох поднялся и был уведен в конюшню, где как ни в чем не бывало принялся за свою вечернюю порцию овса. Его убитый случившимся жокей подобрал свой зашвырнутый куда подальше в приступе ярости хлыст, доехал на карете скорой помощи до трибун и выслушал от столь же потрясенной королевы слова утешения и сакраментальную фразу: «Что ж, таковы скачки, я полагаю…»
   В скачках и правда бывает всякое, но Фрэнсис так навсегда и остался перед неразрешимым вопросом: что же случилось в тот день с великолепным Девон Лохом?
    После Грэнд-Нэшнл 1956 года в Англии были сломаны сотни автоматических перьев и исписаны тонны бумаги в попытках отыскать приемлемое объяснение этому странному происшествию на финишной прямой. Рассматривались три основные версии – сердечный приступ или микроинфаркт, прыжок через привидевшееся уставшему Девон Лоху несуществующее препятствие или внезапный спазм мышц крупа. Сам Фрэнсис выдвигает четвертую, свою собственную, версию произошедшего. По его мнению, объяснение нужно искать в тех уникальных обстоятельствах, которые сопутствовали этому единственному в своем роде падению. Впервые в истории Великобритании правящий монарх лично приветствовал лошадь, устремившуюся к победному финишу в Грэнд-Нэшнл, и рев стотысячной толпы ударил по чувствительным ушам Девон Лоха в тот самый момент, когда он попытался прислушаться к непривычному для него шуму. Фрэнсис убежден, что того инстинктивного судорожного движения, которым лошадь отреагировала на звуковой шок, оказалось достаточно, чтобы сбить ее с ритма и нарушить равновесие.
    Впоследствии Фрэнсис еще четыре раза скакал на Девон Лохе, выиграв две скачки и дважды оставшись вторым. Но для них обоих, как это ни парадоксально, падение в Эйнтри стало вершиной успеха. Девон Лох вскоре травмировал сухожилие и был отправлен на заслуженный отдых, а в январе 1957 года закончилась и скаковая карьера Фрэнсиса. После очередного падения он был вынужден признать, что в 36 лет его кости срастаются уже далеко не так быстро, как прежде. Это становилось заметно и со стороны, во всяком случае, друг королевы-матери, лорд Абергавенни, исполнявший для нее роль своего рода скакового менеджера, недвусмысленно намекнул Дику, что нужно уходить, достигнув пика.
   Фрэнсис прислушался к совету и повесил хлыст на гвоздь, но долго размышлять о своем будущем ему не пришлось. На протяжении двух следующих недель его пригласили сразу на три новых места работы – официальным судьей, скаковым комментатором и ведущим специальной колонки в газете Sunday Express. Он ответил согласием на все три предложения, но теперь уже нетрудно догадаться, какое из поприщ стало для него главным делом дальнейшей жизни. Как говорят англичане, «The rest is history». Остальное – история...  

     Из-под пера знаменитого мастера вышли такие известные произведения, как «Высокие ставки», «Фаворит», «Предварительный заезд», «Смерть на ипподроме», «Серый Кардинал», «На полголовы впереди», «Риск», «Двойная осторожность», «Игра по правилам», «Скачка тринадцати», «Смертельная скачка», «Бойня» и другие, многие из которых были экранизированы. Все книги Дика Фрэнсиса повествуют об ипподроме, скачках, скаковых лошадях, жизни жокеев и полной грязи, крови и убийств круговерти махинаций вокруг них с целью наживы.